Сцену - трехстенный дом,
По-хозяйски обжить стараясь,
Заполняют мишурным добром,
Не обжив, идут восвояси…

Низкий столик похож на поднос.
Чем-то станет новое блюдо?
Чудом?
Или поднос -
помост,
Что казнит пародией чудо?

Выбегает пацанка в трико.
Акробатка - бескостница.
Каучук.

Прожектора легко
Начинают ее раскачивать.

То совьется в тугой клубок,
То, как нож, сложится вдвое.
Ав глазах ее - холодок,
А в губах - напряженье немое.

Хватит, -
шепчем подавшись вперед.
Разве мыслимо видеть такое:
Самое себя в узел вьет
Тело
живое.

Выставляемой напоказ
мукой тела -
по нервам,
по нервам.
Томка, милая, хватит с нас!
Знай же меру!

Есть, по нашим понятьям, предел.
Сделать с телом своим
что-то большее,
сверх него,
как бы ни захотел, -
невозможно.

И когда вот так, как сейчас,
происходит нечто подобное
разрушению тела,
в нас
разбережены антиподы -

два желания:
копить чудеса,
если выпали нам случайно,
выпить зрелище до конца,
сохранить, как личную тайну.

И другое:
Как молний ток,
бесследно,
по громоотводу,
пусть сквозь нас пролетит поток
чуда,
нас оставив холодными.

Мы хотим сохранить уют
сложившихся представлений
за эти пять-шесть минут
неожиданного вторжения.

И рассыпанные в полутьме,
Шепчем: - Хватит, -
и смотрим сказку.

Этот свадебный танец змей.
Отталкивающий.
Прекрасный…

А. КАНЫКИН